[IvyLeague]

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ СЛОВ



Испания, 2005 г.
Режиссер: Изабель Койшет
В ролях: Сара Полли, Тим Роббинс, Хавьер Камара, Эдди Марсэн, Стивен Макинтош, Джули Кристи

На нефтяной вышке, затерянной в океанских водах, произошел несчастный случай. Один из нефтяников погиб в огне, другой, спасая его, получил серьезные ожоги и ослеп. Ухаживать за пострадавшим прилетает глухая девушка Ханна. Герои начинают ближе узнавать друг друга, и эта близость ломает плотину, которой они пытались отгородиться от пережитых страданий. «Тайная жизнь слов» втягивает зрителя в разговор, безжалостный в своей откровенности.

«Слова и слезы»

«Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют».
(Евангелие от Матфея, 11, 4-5)

В августе на Москву, как из рога изобилия, посыпались отличные фильмы, почти не поддающиеся ни пересказу, ни анализу. Сначала «Компаньоны», потом «Такешиз», и, наконец, «Тайная жизнь слов» – картина Изабель Койшет, награжденная четырьмя премиями «Гойя» (лучший фильм, лучший режиссер, лучший сценарий). Испанская англоязычная драма, в которой отзвуки Дании, Франции, Балкан слились в мелодию какой-то несуществующей страны. Этот фильм одновременно наделен душой Европы и человеческой душой. «Тайная жизнь слов» – пугающе откровенный рассказ о душе, о ее мечтательном или мучительном говоре, который подобен шуму волн.

Главные герои фильма, пострадавший от ожогов Джозеф (Тим Роббинс) и его молчаливая медсестра Ханна (Сара Полли), встречаются на нефтяной вышке, работа которой приостановлена из-за недавнего пожара. У них под ногами нет земли, только железные сваи, вырастающие из океана. Время для них не течет: огонь, в котором сгорело прошлое, разрушил все мосты к будущему. Не осталось никакой надежды: герои молчат или перешучиваются, погрузившись в ожидание Годо. По палубе ходит гусь Лиза. Пара нефтяников целуется в неровном свете ночных огней. Повар готовит мороженное «маскарпоне». Океанолог считает волны и моллюсков. Ослепший после ожогов Джозеф флиртует со своей медсестрой, которая выключила слуховой аппарат, поэтому ничего не слышит и не отвечает. И подо всем этим непроизнесенные слова ведут свою медленную и неотступную борьбу с пеленой молчания. Однажды они прорвут ее и потекут наружу неуправляемым потоком. В этом потоке, как в слезах, может захлебнуться целый мир. А может, наоборот, очиститься и воспрянуть.

Слова в фильме Изабель Койшет становятся тайной движущей силой всего происходящего, в том числе и поведения героев. Сара Полли, в 2003 году сыгравшая в фильме Койшет «Моя жизнь без меня», придала своим движениям неподражаемую кукольную неловкость. Ее героиня выглядит покалеченной марионеткой в руках сил, могущество которых многократно превышает человеческое. Тим Роббинс практически весь фильм должен играть одними интонациями: ни движений, ни мимики, ни красноречивых взглядов роль Джозефа не предусматривает (ослепший, с обожженным лицом и загипсованной рукой он лежит в постели). Но даже малыми средствами Роббинсу удается выдержать интонацию, заданную режиссером: грань юмора и безысходности, на которой выстроен весь фильм (здесь Роббинс мог бы потягаться с Хавьером Бардемом, который в пошлом году получил «Гойю», исполняя паралитика в картине Аменабара «Море внутри»).

Английский писатель и критик Джон Бергер сравнил «Тайную жизнь слов» с полотнами художника Монтеньи, а сама Изабель Койшет отсылает зрителя к картинам Босха. Продолжить ассоциативный ряд можно книгами Барикко (от него – мастерство описывать сказочную жестокость) и Хёга (главная героиня порой очень напоминает Смиллу). Но помимо внешних отсылок к чужим произведениям, существуют и внутренние – язык знаков, который использует Койшет. Глухота главной героини – режиссерский способ разделить пространство фильма на несколько пластов. В одном мире шум завода заглушает голоса людей. Ханна отключает слуховой аппарат: для нее сейчас тишина. На заводе она запаковывает одинаковые белые цилиндры в целлофан, каждый из которых – очередное «молчащее» слово. В другом мире Ханна слышит жутковатый голосок то ли демона, то ли ребенка: от него слуховой аппарат не спасает. В третьем, пограничном мире слышен только шум ветра и волн: именно здесь возможен диалог героев. Один, второй, третий мир… И так далее, до тех пор, пока душа не преодолеет свой стыд, свою немоту.

Сам рассказ о «Тайной жизни слов» – тоже попытка преодолеть немоту. В тот момент, когда необходимо вести речь о самом важном, слова изменяют и опускаются на дно. Но в фильме они не изменили героям. Боль, которую отказывался принять рассудок, была с их помощью выплеснута и пережита, так что у Джозефа и Ханны даже остался шанс на какую-то человеческую жизнь в будущем. И все-таки, сидя в их общем доме, пока дети играют на улице, Ханна продолжает слышать тихий голосок своих кошмаров. Всего раз в неделю, по воскресеньям, за чашкой утреннего кофе. А значит, где-то на скрытой от взгляда глубине, продолжается тайная жизнь слов – подводное течение, которое никогда не останавливается и никогда не замолкает.

"Тайная жизнь слов" начинается как памфлет о прелестях развитого капитализма. Глухая и глубоко аутичная обладательница трудноопределимого рычащего акцента Ханна (Сара Полли) сосредоточенно работает мотальщицей каких-то веревок. Вдруг заводское радио требует, чтобы Ханна зашла в кабинет начальника. Девушка включает слуховой аппарат и идет. Выясняется, что начальник всего-то и хочет, что отправить Ханну в отпуск - работать по два года без перерыва нельзя, начальника уже профсоюз заел, да и на саму Ханну недобро косятся коллеги. Ханна неохотно собирает чемодан и садится на автобус. В ближайшем городке она устраивается на новое место: где-то в Северном море на нефтедобывающей платформе случился пожар и одному из раненых (Тим Роббинс) нужна сиделка.

Наивно было бы ожидать, что снятая на студии братьев Альмодоваров "Жизнь слов" ограничится демонстрацией незапланированного отпуска главной героини (такой фильм мог бы снять лет двадцать назад Джим Джармуш). У режиссера Изабель Койшет в запасе событий на средний телесериал. Тут и любовь (между больным и сиделкой, естественно), и травмы прошлого (оказывается, Ханна - жертва одной из балканских войн), и детали, детали, детали. Одного рассказа о том, как Ханна питается и чем она моет руки, хватило бы на получасовую короткометражку - и так у Койшет с каждым героем.

Другое дело, что не лишенная вроде бы иронии мадам режиссер - обездвиженного Роббинса не отличить от Стеллана Скарсгаарда из "Рассекая волны", а брусочки туалетного мыла в каждом кадре настойчиво намекают на известный жанр, - рассказывая об ужасах войны, начинает вдруг рассекать с такой силой, что оставляет позади самого фон Триера. Да и Элема Климова тоже.