Дина Рубина

[zyabka]

Родилась в 53-м, уже после смерти Усатого, в семье художника и учительницы истории. И та и другой родились на Украине. Отец — в Харькове, мать - в Полтаве. В Ташкент родители попали каждый своим путем. Мать - с волной эвакуации, явилась девчонкой семнадцати лет, бросилась поступать в университет, (страшно любила литературу). В приемной комиссии ее спросили строго — “Вы на филологический или на исторический?” Она закончила украинскую школу, слово “филологический” слышала впервые, спросить — что это значит — стеснялась, так и поступила на исторический. Ночью работала охранником на оружейном заводе, днем спала на лекциях, которые читали блестящие профессора московского и ленинградского университетов, эвакуированных в Ташкент. Зимы те военные были чудовищно морозными. Картонные подметки туфель привязывались веревками. От голода студенты спасались орехами — стакан стоил какие-то копейки. Тогда еще не знали, что они страшно калорийны. Кроме того, в студенческой столовой давали затируху. И студенты и профессора носили в портфелях оловянные миски и ложки… Однажды моя восемнадцатилетняя мать случайно поменялась портфелями (одинаковыми, клеенчатыми) со знаменитым московским профессором, который читал курс средних веков по собственному учебнику. Обмирая от стыда, она подошла к учителю и сказала: “Профессор, вы случайно взяли мой портфель и мне ужасно стыдно: если вы его откроете, то обнаружите, что в нем нет ничего, кроме миски и ложки для затирухи”. Профессор сказал на это: “если бы вы открыли мой, то увидели бы то же самое.”…

Отец родом из Харькова — вернулся с войны молоденьким лейтенантом — в Ташкент, к эвакуированным родителям. Поступил в художественное училище, где историю преподавала его сверстница — очень красивая, смешливая девушка… Так встретились мои родители.

У того и другого в семьях есть легенды, вполне литературные. Из одной легенды я уже состряпала “путевые записки” — “Воскресная месса в Толедо”, которые были опубликованы во 2-м номере «Дружбы народов» и вошли в книгу, вышедшую в издательстве «Вагриус». А “цыганская” легенда материнской родни еще ждет своего часа. Написать в двух словах не получается. Уж больно романтична.

Полагаю, что на отрезке — до и после революции — мои предки занимались ровно тем, чем занимались сотни тысяч украинских евреев: немножко торговали, немножко учились, немножко учили других. Прадед по матери был человеком религиозным, уважаемым — судя по некоторым его высказываниям, которые до сих пор цитируются в семье — необычайно остроумным. Прадед по отцу — варшавским извозчиком, человеком необузданной ярости, от чего дед в четырнадцатилетнем возрасте бежал из дома и никогда не вспоминал о своей семье. От этого, не слишком далекого, предка — вспыльчивость и умение портить отношения с людьми.

Детство мое, равно как и юность, и молодость, да и вся последующая жизнь — в домашней тесноте, буквальной: маленькие квартирки, где у растущего человека нет своего угла. Одна из комнат обязательно — мастерская, — ибо сначала отцовские холсты расставлены по всем углам, потом — мужнины. Про все это я писала в повести “Камера наезжает!” Итак, теснота физическая, бытовая, а также теснота обстоятельств, постоянно давящая… Ну, и занятия музыкой по нескольку часов в день — специальная музыкальная школа при консерватории…в общем, было о чем писать.

Непреклонное лицо на фотографиях тех лет. Мое лицо. Беззащитные глаза, квадратные скулы. Довольно жалкое существо, угнетенное служением прекрасному искусству, будь оно проклято…
Мое созревание, — то есть, настаивание жалкого цыплячьего мозга на спирту и специях жизни колониальной столицы, — сопровождалось видениями. Вернее, так: самая обыкновенная вещь — сценка, случайная тающая фраза в уличной толпе, обиходная деталь быта вдруг высекали во мне сверкающую искру и я впадала в прострацию. Нежный подводный гул в ушах, давление глубинной толщи, парное дребезжание воздуха, какое в жару поднимается над раскаленным песком, сопровождали эти непрошеные медитации. Так однажды на уроке физики я вылетела из окна и совершила два плавных круга над школьной спортплощадкой — я уже писала об этом.

В другой раз дивный пейзаж на щелястой стене деревянного нужника в углу полузаброшенной стройки ослепил меня по дороге из музыкальной школы. Пейзаж, пейзаж. Я имею в виду буквально: картину. Почему-то я не остановилась внимательно осмотреть находку, а прижимая к тощему животу нотную папку, прошла мимо, только выворачивая назад голову, пытаясь удержать чудное видение (гул в ушах, дрожание воздуха…) На следующий день никакого пейзажа не оказалось. Обморочное отчаяние. Тоска по зефирно-фарфоровым красотам загробной жизни. Сейчас я думаю, что это была мазня одного из рабочих — почему бы и нет? Вероятно, он вывесил картину сушиться, после чего снял. Словом, сегодня меня ни на йоту не заинтриговали бы подобные приключения моего воображения. А в то время я жила глубоко и опасно. На грани умопомешательства, как многие подростки.

Постоянное впадание в медитацию. Провалы в какие-то колодцы подземной блаженной темноты, сладостное оцепенение и разглядывание себя — изнутри: атласное дно закрытых глаз, с бегущими вбок снопами изумрудно-оранжевых искр.

Центральная колея детства — музыкальная школа при консерватории.
Что может быть страшнее и нереальнее экзамена по фортепиано? Дребезжание рук, ускользание клавиатуры, дактилоскопические следы на узких спинках черных клавиш от вспотевших пальцев… И оскорбительное забывание нот. Что вообще может сравниться по издевательству и униженности с твоим, непослушным тебе, телом?

Поджелудочная тоска, тошнота в суставах, обморочный заплыв глаз — так, как я боялась сцены, ее не боялся никто. Я выплеснула из себя в детстве и юности прибой этого горчичного ужаса, выдавила этот предсмертный, посмертный липкий холод из застывших пор. Мне уже ничего не страшно… Я видела все, я возвратилась из ада.
Поэтому никогда не волнуюсь на своих литературных выступлениях.

Детские дружбы — штука хрупкая, возникают быстро, рассыпаются быстро… О Ташкенте мне еще предстоит написать, очень интересный был город в мое время, благословенный Юг, со всеми вытекающими подробностями быта, дружб, соседства, некоего южного вавилонства, смешения языков и рас. — Слишком широкая тема, а я человек деталей.

Итак, закончила специальную музыкальную школу при консерватории для одаренных детей. Такая элитная каторга, об этом тоже писала в “Уроках музыки”, и напишу еще. Фортепиано, черт бы его побрал. Из школьных лет — осталась одна дружба, которая и сейчас со мной, в Израиле, живет под Хайфой, пиликает на скрипочке, преподает, уже бабушка. А вчера мы — восьмиклассницы — стояли у окна после “технического” экзамена, на втором этаже школы им. Успенского, смотрели, как падает снег и грели руки на батарее. Это было вчера.
Затем — консерватория, преподавание в Институте культуры, и прочий сор биографии, из которого давно уже выросли повести и рассказы.

От первого, несчастливого, брака — взрослый сын, от второго, счастливого, — дочь.
Первый рассказ был напечатан в журнале «Юность», когда мне исполнилось шестнадцать лет. Назывался он “Беспокойная натура”, ироничный такой маленький рассказик, опубликован в разделе “Зеленый портфель”. В то время я постоянно шутила. Потом еще два рассказа были там же опубликованы, после чего я торжественно перешла в отдел прозы этого журнала и печаталась там до самого отъезда из Советского Союза. Конечно, лучшие мои вещи они не брали. Так, рассказы, по мелочи. Но читатели меня запомнили, любили, ждали журналов с моими вещичками. Так что, страну я покинула уже, в общем, известным писателем.

Толстые журналы меня признали издалека, — за границы, наверное, надо было уехать, чтобы пробить плотину «Нового мира», «Знамени», «Дружбы народов». Правда, и писателем в Израиле я стала совсем другим, но это уже другая тема.

Моя писательская жизнь в Ташкенте очень забавна, тоже — сюжет для прозы. Для заработка я переводила узбекских писателей. Премию министерства культуры Узбекистана получила за откровенную халтуру, которую накатала по мотивам узбекских народных сказок, совместно с поэтом Рудольфом Баринским. Дело в том, что от первого мужа я ушла с маленьким сыном к родителям, тем самым умножив вечную тесноту. Надо было срочно покупать кооперативную квартиру, я села и написала пьеску для театра музыкальной комедии. Там она и была поставлена, и с успехом (видно по премии), шла. На гонорар я купила однокомнатную квартиру, в которой прожила до переезда в Москву. Пьеска называлась “Чудесная дойра” (это инструмент такой, вроде бубна). Друзья, разумеется, переименовали ее в “чудесную Двойру”.
В театрах ставилась пьеса по моей известной повести “Когда же пойдет снег?”. Ее же в виде радиопостановки гоняют до сих пор, ее же в виде телеспектакля показывали по центральному ТВ много раз. Она ставилась в Москве, Перми, Брянске и еще Бог знает где. До сих пор какие-то письма от провинциальных режиссеров доносят до меня разные сведения о постановках.

Фильм по неудачной повести “Завтра, как обычно” тоже сняли на “Узбекфильме”. Фильм тоже ужасный. Назывался “Наш внук работает в милиции”. Было это в 1984 году. Зато, на материале этих киностраданий написана удачная повесть “Камера наезжает”. Значит, страдания и пошлость окупились, то есть, рентабельны.

Вообще же, убеждена, что мою прозу можно только читать. (Вот недавно в спектакле МХАТа один из рассказов читала Даша Юрская). Играть меня в театре и кино так же невозможно, как играть Искандера или Довлатова. Проза писателей с ярко выраженной авторской интонацией не поддается переносу на сцену и экран. С этим нужно только смириться.

Когда снимался этот несчастный фильм, познакомилась со своим вторым мужем, значит, страдания окуплены вдвойне. К нему и переехала в Москву. Опять — в тесноту, в “хрущобу”, где и прожили мы до 90-го года, года эмиграции, до следующей, уже израильской экзистенциальной и полной “тесноты”: — квартиры, денег, страны.

В Москве жила свободным художником (вообще, свободным художником живу лет с двадцати трех, служить — фрагментарно — стала только переехав в Израиль, и вот, сейчас, о чем — ниже.) Круг общения — самый разный. Конечно, — писательский, художественный, музыкальный. Самый широкий. Я при внешнем беглом пригляде — довольно открытый человек, вполне светский. Так что, знакомства перечислить трудно. (Муж мой работал какое-то время в театре на Таганке, поставил с режиссером Ефимом Кучером несколько спектаклей, вот вам и актерская компонента; я писала радиоспектакли на московском радио, вот вам и еще один бок московской жизни, ну и журналы, ЦДЛ… — словом, как у всех московских литераторов.)
В конце 90-го мы репатриировались.

Это — рубеж биографический, творческий, личностной.
И что бы я ни делала в Израиле — немножко служила, много писала, выступала, жила на “оккупированных территориях”, ездила под пулями, получала литературные премии, издавала книгу за книгой и в Иерусалиме, и в Москве — все это описано, описано, описано…Нет нужды повторяться.

Премий две — за книги. Одна, им. Арье Дульчина, за книгу “Один интеллигент уселся на дороге”, вторая — Союза писателей Израиля — за роман “Вот идет Мессия!”.
Период творческого кризиса переживаю всякий раз, поставив точку в очередном романе-повести-рассказе-эссе. Вообще, живу в вечном состоянии творческого кризиса. Повышенно самокритична. После переезда в Израиль действительно, молчала полгода. Но это был не узко-творческий, а тотально-личностной кризис, о котором я тоже писала в повести “Во вратах Твоих”, и в романе “Вот идет Мессия!”.

Мой муж и моя дочь религиозны в самом прямом иудейском смысле этого слова. Со всеми вытекающими деталями жизни. Я же выскальзываю из любых пут, как и надлежит быть художнику, — хотя, конечно же, обращаюсь к Богу постоянно.

сайт

[zyabka]

Библиография

"Когда же пойдет снег…?", повесть и рассказы. — Ташкент: изд. "Ёш гвардия", 1980

"Дом за зеленой калиткой", повести и рассказы. — Ташкент: изд им. Гафура гуляма", 1982

"Отворите окно!", повести и рассказы. — Ташкент: изд.им. Гафура Гуляма, 1987

"Двойная фамилия",. повести и рассказы. — Москва: "Советский писатель", 1990

"Один интеллигент уселся на дороге", повести и рассказы. — Иерусалим: "VERBA Publishers",1994

"Вот идет Машиах!" Роман. — Тель-Авив, 1996
translated by Daniel M. Jaffe as "Here Comes The Messiah!" (Бостон, Zephyr Press, 2000)

"Вот идет Мессия!" Роман и повесть. — Москва: изд. "Остожье", 1996

"Уроки музыки". Повести и рассказы. — Иерусалим, 1996

"Ангел конвойный". Повести и рассказы. — Москва, изд. "Меджибож" 1997

"Уроки музыки", повести и рассказы. — Москва, изд. "Гудьял-пресс" 1997

"Последний кабан из лесов Понтеведра". Роман, повесть. — Иерусалим: "Pilies Studio Publishers", 1998

"Вот идет Мессия!". Роман. Издательский дом "Подкова", 1998

"Высокая вода венецианцев" Повести и рассказы. — Иерусалим: "Лира", 1999

"Под знаком карнавала", сборник эссе. — Иерусалим: "Лира", 1999

"Двойная фамилия", сборник рассказов — Москва: "Олимп", 1999

"Астральный полет души на уроке физики", сборник рассказов — Москва: "Олимп", 1999

"Под знаком карнавала". Роман, эссе и интервью. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2000

"Когда выпадет снег". Повести и рассказы. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2000

"Вот идет Мессия!" Роман. — СПб.: "Ретро", 2000

"Последний кабан из лесов Понтеведра". Роман, повесть. — СПб.: "Симпозиум", 2000

"Один интеллигент уселся на дороге". Повести и рассказы. — СПб.: "Симпозиум", 2000

Высокая вода венецианцев". Повести и рассказы. — Москва: Вагриус, 2001

"Чем бы заняться?" — сборник эссе. — СПб.: "Ретро", 2001

"На Верхней Масловке". Роман. Повести. Рассказы. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2001

"Под знаком карнавала". Роман. Эссе. Интервью. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2001

"Когда выпадет снег". Повести и рассказы. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2001

"Дом за зеленой калиткой". Повести и рассказы. — Москва: "Вагриус", 2002

"Глаза героя крупным планом". Повести. — Москва: "Вагриус", 2002

"Воскресная мессса в Толедо". Повести и эссе. — Москва: "Вагриус", 2002

"Дом за зеленой калиткой". Рассказы. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2002

"Глаза героя крупным планом". Повести. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2002

"Вот идет Мессия!". Роман. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2002

"Во вратах твоих". Повести и роман. — Екатеринбург: "У-Фактория", 2002

"Несколько торопливых слов любви". Рассказы, повети. — СПб.: "Ретро", 2003

"Синдикат". Роман-комикс. — Москва: "ЭКСМО", 2004
"На Верхней Масовке". Повести и рассказы. — Москва: "ЭКСМО", 2004
"Наш китайский бизнес". Роман. Повесть. Рассказы. — Москва: "ЭКСМО", 2004
"Когда же пойдет снег?". Повесть. Рассказы. — Москва: "ЭКСМО", 2005
"Ангел конвойный". Роман. Повести. Монологи. — Москва: "ЭКСМО", 2005
"Несколько торопливых слов любви". Рассказы, повети. — Москва: "ЭКСМО", 2005

[zyabka]

рассказы

[zyabka]

Синдикат

Автор, ранее уже судимый, решительно отметает малейшие поползновения кого бы то ни было отождествить себя с героями этого романа. Организаций, министерств и ведомств, подобных Синдикату, существует великое множество во всех странах. Персонажи романа — всего лишь рисованные фигурки, как это и полагается в комиксах; даже главная героиня, для удобства названная моим именем, на самом деле — набросок дамочки с небрежно закрашенной сединой. И все ее муторные приключения в тяжелой стране, давно покинутой мною, придуманы, взяты с потолка, высосаны из пальца. Нарисованы. Сама-то я и не уезжала вовсе никуда, а все эти три года сидела на своей горе, любуясь башнями Иерусалима, от которого ни за какие деньги не согласилась бы отвести навеки завороженного взгляда...

читать

[zyabka]

я и ты под персиковыми облаками

[zyabka]

«…Их бин нервосо!»

Известная писательница Дина Рубина живет и работает в Израиле, однако ее книги пользуются неизменной популярностью на всем русскоязычном постсоветском пространстве. "…Их бин нервосо" – книга особенная. Жанр книги был определен автором как "свободный треп" и представлен читателю. Пишет Рубина легко и изящно. Основной материал книги – это современная израильская жизнь. Приземленная повседневность недавнего эмигранта и ностальгические воспоминания о советском детстве и юности. Смешные бытовые сценки, анекдоты из жизни русских израильтян, "трудности перевода" с иврита на русский и обратно. "… читаем в разделе "Объявления":

читать

[zyabka]

наш китайский бизнес

[zyabka]

Вот идeт мессия!..

Дина Рубина - одна из самых популярных русскоязычных писательниц, причем не только в России, но и во многих зарубежных странах. В настоящее время проживает в Израиле. Автор многочисленных романов, повестей, рассказов и эссе, переведенных на двенадцать языков. В данную книгу вошел самый известный роман - `Вот идет мессия!`. Это роман в новеллах о жизни эмигрантов из России в современном Израиле, повествующий и о трудностях адаптации в новой среде, и о неожиданностях, порой забавных, иногда откровенно смешных, порой грустных до трагичности, которые подстерегают их на каждом шагу. Роман написан живым, самобытным языком, дающим читателю возможность и подумать, и улыбнуться.

читать

[zyabka]

беседы о доме,о москве,об иерусалиме..

[zyabka]

любка

Высокая вода венецианцев

Этот чудной Алтухов

Двойная фамилия

На верхней Масловке